«После недолгих и нехлопотливых, но в то же время продуманных сборов, мы были готовы в путь. Мы – это я, директор музея Иванов К.И., научный работник Головин Л.И. и фотограф Володя Батасов, наш непременный спутник в экспедициях музея».

«…в Фонинской ждала нас большая и очень важная работа – вывоз в музей деревянной часовни. Часовенку эту присмотрели мы еще три года тому назад, и тогда же порешили перевезти ее к нам. Она построена должно быть в первой половине XIX века в древнем русском стиле, но так безыскусно и искренне, что прямо-таки сказкой встает перед тобой. Особенно очаровательно она выглядела в тот день, на фоне березок, убранных густым инеем».

«…чтобы перевезти часовенку, нужно было не только добро от начальства нашего района, но и убедить верующих в полезности нашего предприятия. Потому и решили провести в местном клубе беседу с верующими на тему о ценности исторических и архитектурных памятников, к которым относится их часовенка. Для нас конфликт с ними был нежелателен. Лучше убедить, чем заставить».

«Собралось человек 40–50, в большинстве бабки. Народ ворчливый и докучливый. <...> Когда встал вопрос о часовенке, из зала раздалось два-три неодобрительных голоса. Бабки Анна и Ольга ворчали, но не злобно. Затем, убедившись, что они в одиночестве, мало-помалу примолкли. Константин Иванович вполне доходчиво объяснил причину вывоза часовенки, заверив старух, что потом мы покажем им часовенку в ее первозданной красоте. <...>

Ну что же, народ мы убедили и заинтересовали. Великое дело сделали. Спасли шедевр.<...> после окончания беседы народ еще долго не расходился из клуба. Как-то незаметно, сам собой завязался живой и простой разговор между нами и аудиторией».

«Пришли к мнению, что тотчас же надо вскрыть часовенку, пусть даже насильственным путем, т.е. сорвать замок и повесить свой. <...> 10 минут нам понадобилось на перепилку замка. Наверное, забавно было смотреть со стороны на нас. Покровители искусств, солидные люди, как тати в ночи, вершат свое воровское дело. Как тут не вспомнить, что искусство требует жертв».

«Восточная алтарная сторона была украшена 14-ю иконами. Иконы висели на стене и стояли на лавке. <...> в последствие, при расчистке их, они оказались довольно интересными. Написаны они были в XVIII–XIX вв., должно быть, местными мастерами местной школы. Кроме этих икон в часовенке нами были обнаружены два выносных креста, две медные хоругви, фонарь, тоже выносной, и др. утварь. В общем, первое наше впечатление от интерьера не в пользу его».

«Смогли увезти сегодня только утварь и двери. Мало для целого дня. Но довольны сознанием того, что дело начато и часовенка, хотя частично, а уже у нас. Первый удар по старым убеждениям сделан. Народ безмолвствовал. <...> Рабочие успели к четырем часам снять крышу. Работают резво. Случилось при нас. Около часовенки бабка проходила, да и сказала рабочим: «Ломайте аккуратней. Поставите в музей, посмотрим». Это ли не глас народа?»

«Когда реставрационные работы были завершены и древняя часовня заняла свое теперешнее местоположение среди музейного парка, сюда наведались гости из Фонинского. Изумление их было так велико, что они долго отказывались верить, что это их, Фонинская часовня. Да и мудрено было узнать.

Освобожденные от громоздких окладов и копоти иконы обернулись ослепительными в своей первозданной свежести красок реалистическими картинами. И вовсе не бесплотные лики святых угодников глядели с них. Портреты живых людей с неповторимыми характерами, будто списанные со знакомых, увидели пожилые фонинцы. Их изумили и образцы деревянной скульптуры, которыми работники музея дополнили интерьер. Что ни фигура — то характерный, неповторимый тип.

Все знают, как сложен и кропотлив труд художника-реставратора <...>. Не меньшее искусство требуется и от тех, кто берется просветлять сознание людей, освобождая его от вековых предрассудков и отживших суеверий. И там, где это понимают и учитывают, там даже сами предметы и сооружения культового характера переходят на наши, атеистические позиции».